Я могу записывать твои истерики, 
И в банку собирать твои слезы. 
Ты говоришь, что я обычный холерик,
И что у меня самая бездарная проза. 
Каждое утро ты видишь, что ты один, 
Среди грязной посуды, битых окон и белых стен,
Хотя кто-то когда-то тебя очень долго учил
Видеть жизнь без забот, печалей, и прочих проблем. 
Твой сценарий игры уж давно погорел в огне, 
И теперь все играют по новым и странным правилам.
А ты молча садишься спиной к бетонной стене, 
Твоя книга про жизнь опять ничего не исправила.
Я не знаю, чего ты хочешь, о чем молчишь,
И кого тебе хочется звать поутру на кофе, 
И кого так охота провожать и встречать каждый день
У порога в халате, тапках и длинной кофте.
Кто-то злой программирует разум людей на ложь, 
Кто-то учит нарочно их создавать проблемы, 
А потом они будут жить так же, как ты живешь, 
И у них будут битые окна и белые стены.
Но когда кто-то смелый нарушит холодную тишь 
И заступит на твой порог с темно-черной ночью, 
Подкрадется и спросит: «чего ты все время молчишь?», 
Ты ответишь, что молча людям живется проще.

А у нас здесь сплошная идилия. Каждый живет по-своем  в одиночестве.

Все важные фразы должны быть тихими,
Все фото с родными всегда нерезкие.
Самые странные люди всегда великие,
А причины для счастья всегда невеские.
Самое честное слышишь на кухне ночью,
Ведь если о чувствах — не по телефону,
А если уж плакать, так выть по-волчьи,
Чтоб тоскливым эхом на полрайона.
Любимые песни — все хриплым голосом,
Все стихи любимые — неизвестные.
Все наглые люди всегда ничтожества,
А все близкие люди всегда не местные.
Все важные встречи всегда случайные.
Самые верные подданные — предатели,
Цирковые клоуны — все печальные,
А упрямые скептики — все мечтатели.
Если дом уютный — не замок точно,
А квартирка старенькая в Одессе.
Если с кем связаться — навеки, прочно.
Пусть сейчас не так всё, но ты надейся.
Да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,
Если уж менять, так всю жизнь по-новому.
То, что самое важное, не забудется,
Гениальные мысли всегда бредовые.
Кто ненужных вычеркнул, те свободные,
Нужно отпускать, с кем вы слишком разные.
Ведь, если настроение не новогоднее,
Значит точно не с теми празднуешь.

Меня тяготит к неизбежному и такому мерзкому. Ко дну. У меня вопрос возникал: «можно ли глаза выплакать», ответ прост: «нет».Рано или поздно ты засыпаешь обессиливший и убитый в сотый раз молчанием и грезами перемен, которые так и не наступят… Я хотела бы, как бы я хотела узнать что скрывается за тоннами безмолвных рассказов о несбывшемся. Рядом не те. Когда я таконец смогу поверить в лучшие времена, времена, что должны, они должны унести все старое и накопленное за много тысячелетних минут. Твой запах. Сегодня я его почувствовала на себе. Ты был почти рядом, почти мой.

Отпусти. Мне хватило тебя сполна. И прости… Не сбылось. 

Бессмысленные дни пролетали так скоро, что я не успевала забыть, о чем мы всегда молчали. Сегодня со мной случился мини-инсульт, когда я снова вспомнила свой первый победный прыжок в тебя. О чем я только думала, когда выбегала на улицу как сумасшедшая, видя тебя на горизонте? Наверное о том, как мы проживем долгую унылую жизнь, без тени проблеска солнца на горизонте. О том, мы как поженимся, а я обовьюсь мертвой петлей у твоего горла и буду целовать до посинения у висках. Этого мне хотелось? Скажи этого? Скажи же ты, чертов дурак. Как же легко ты от всего отказался. Как легко смог забыть меня, или просто перестал вспоминать. 

Мои дни до одури в самых тайных углах души — пусты. Пусты как и я сама. Почему ты не сказал, что будет так паршиво и мерзко? Если бы я знала… Опыт. Снова сон, где ты идешь ко мне, а возращаешься к ней. Ты всегда возращался к ней.

Я даже молилась. Писала тебе письма и много-много стихов. Я их до сих пор пишу. Только тебе. И нашим детям. Детям-улицам, детям-дорогам, детям-секундам… Детям, который помнят наше созидание жизни.

И сидя в ночной рубашке, полуголая и ненакрашеная, с огромными копнами тоски в душе, я понимаю, как сильно люди умеют ждать.

Как сильно умеют верить и ждать...

Меня манит морское дно и немного его усталость.

Меня манит утреняя роса и ее прохлада.

Меня манит запах первых цветов, после бурной зимы.

Меня манит ледяная вода, посреди жгучего солнца.

Меня манит касание шерсти кота к коже.

Меня манит чувство ожидания чего-то важного.

Меня манит величество замков и крепостей.

Как же меня манят дикие лошади и их свобода.

Меня всегда манит легкость в отношениях с людьми.

Меня манит окрыленность и беззаботность.

Меня манит быть частью прекрасного...

мы можем сменять города и замыливать глаза настоящим.

мы можем пытаться убеждать себя, что ничего не было.

мы можем заменять\искать\забывать людей.

мы можем даже научиться любить, нелюбимых.

мы можем создавать рай в уюте.

мы можем строить жизнь по плану\быть автором судьбы\писать и искренне верить в будущее\полагатся и следовать ему.

мы можем кричать всему миру о своем счастье, а ночью противиться собственной силе воли.

мы можем заменять людей иными, чувствуя потребность в прошлом;

мы можем строить планы, убеждая что завтра будет лучше;

мы можем сменять номера и города, убегая от себя;

мы можем ненавидеть ложь и лгать даже самому себе;

мы можем обожать прекрасное, но мечтать о обычном и нелепом;

мы можем...

как мало мы можем...

забиваться в угол, вороша прошлое, и в последних попытках отчаянно его забывать годами.

тратить свою жизнь на розыскивание по сути не заменимых людей.

корячиться от боли пустоты и отчаянья.

в сотый раз убеждая себя, что завтра все измениться.

скоро лето.

а пока доживаем дни

— Странная ты.
— Не странная. Просто делаю что хочу. И говорю что хочу.
— Непросто, наверное, приходится.
— Не сложнее, чем другим. Они тратят время и силы, чтобы быть такими, как все, а я — на то, чтобы быть собой. Затраты одинаковые. Результат разный.

Мацуо Монро